инагда цабак залазил на самойу высокайу горку в гораде и сматрел на закад. сонцэ напоминало иму о ветчине и каклетах из свинятины. сабак сабак молча сматрел на краснарыжее неба и грезил о градущех завтроках. окрашеный закатнемы танами он патихоьку становился лисиц. ведь лисц, как гаварят, частенька купаюцца в в сонце...
цабак читал многа и патаму любил потележить. - все вы видели фотке бальшой кетйаскай стены. в таком виде ана паявилась толька....- сабак сделол многазнчительную паузу выдыхая дымы в паталог...- в двацатам веки. ее дастроил Мао. он был великим имиджмейкерам. до него Стена была проста земляным валом. он жи сделол ее прикольной. - ну ваще- смеялесь друзья- как Онотоле. дахуа умный -а японце это ваще гонка- продолжал цобак- на япенских этих астравах жиле тока валасатые айну. патом приплыле кетайце, дале всем песды и скрестили с сабой. а шобы атличацца назвали ся йапонцаме. типа крутые. а на самам деле эта неправельные кэтайцы…
у цобако было двинаццть жистей. адну цобак патратил на других цобак. все эти абнюхивания, апределения пола, ухаживания, секис, драко с цобак сваиго пола. ищо две ушьло на хавко и ийо поиск, три на цветные сны и адна на черна-белые. две на прагулки и адна на путишествиа. ищо адна на васпаминания а децтви и само децтва. аставалась паследняя. цобак низнал на шо ийо ицползавадь и патаму... стал лисиц. а лисиц, как извесна, живуд фсигда...
сначало в мире была только цобако. и на сказть что цобако была одна. просто больше никого небыло. цобако пила сцамоген. читало книжко. и сново пила. и читало. патом, аднажде. цобако придумало интернеты, дэвида блэйна и антона уральского. и обрывы. шоп антоше не была скушна. и всем сразу стала весела. цобако начала куридь ганжа и читадь седь. патамуша так висилее. а ищо цобако стало лисиц. патмуша цобаке не куряд. они пьюд...
висячки бывают двух типов: центровые и провинциальные, или периферийные. центровые живут непосредственно в большом городе с детства и соответственно висят с юного возраста. личность же периферийной висячки формируется под действием давящей атмосферы маленького городка где все друг друга знают, от чего конфликты проявляются более жестко. часто с применением насилия, даже по отношению к слабому полу. в условиях постоянного стресса они становятся агрессивны и эмоционально неуравновешенны. у центровых же стрессы более тонки, ваяющие душевную организацию скорее кошачьего толка... кошки же бывают разные...
я остаюсь сонным тощим скелетом у окна. откатилась луна колесом в свой закат. ветер унес облака отрывая куски небес. обнажил звезды. заревом лиловым город танцует. отблесками фонарей на замерзшей грязи. фабрика дышит ароматом конфет ей в ответ сопит сливным выхлопом завязанная бетоном речушка. поет скорый ночной на Москву. как хорошо, что я не в нем. редкие машины быстры и ревучи. сколыхивают шум ночи...
грязный город. по сухим морозам улицы были выбелены дотла. но начало теплеть. посыпался мокрый снег. потом туманы. дожди. грязь везде и собачье дерьмо. ждем холодов.
Несмотря на уровень развития цивилизации, человечество все так же знает очень мало об окружающем нас мире. Тем не менее, некоторые факты из того, что мы знаем, удивительны и непредсказуемы. Ниже приведу 10 наиболее интересных фактов об окружающем нас космосе читать дальше1. Легкость Если опустить Сатурн в воду, он будет плавать на поверхности. Средняя плотность вещества Сатурна почти в 2 раза меньше плотности воды. Если Вы сможете найти соответствующий стакан (диаметром не менее 60 тысяч км), то сами сможете это проверить
2. Постоянное движение. Все мы - люди, дома, реки и горы - постоянно двигаемся в пространстве со скоростью 530 километров в секунду. Внутри нашей галактики мы двигаемся со скоростью 225 км/сек, а сама Галактика мчится в пространстве со скоростью 305 км/сек. Таким образом, пока Вы читаете это предложение, Земля перенесла Вас на расстояние 3 тысячи километров.
3. Прощай, старый друг... Луна удаляется от Земли. Каждый год Луна удаляется от Земли на растояние почти 4 см. Причин этому много, одна из них - замедление периода вращения Земли на 2 миллисекунды в день. Ученые не знают, как образовалась Луна, предполагают, что это - осколок Земли, “отбитый” крупным космическим телом, ударившим в поверхность Земли много миллиардов лет назад
4. Свет из прошлого Свет Солнца, который Вы видите, имеет возраст 30 тысяч лет. Энергия, которую мы получаем от Солнца, образовалась в его ядре 30 000 лет назад - именно столько времени необходимо, чтобы фотоны (частицы света) “пробились” из центра светила к его поверхности. После этого они достигают Земли всего за 8 минут. Температура солнечного ядра более 13 миллионов градусов, и вся вырабатываемая им энергия должна сначала пройти через многочисленные слои к поверхности в виде света других излучений.
5. Холодная сварка. Если два кусочка металла соприкоснутся в космосе, они приварятся друг к другу. Это звучит невероятно, он это правда. Если на их поверхности не будет окислов, так и произойдет. На Земле такого не происходит, потому что в атмосфере на поверхности сразу образуются оксиды. Может показаться, что это большая проблема, но на самом деле это не так. Все инструменты до полета в космос непроизвольно окисляются на Земле. Подобное явление холодной сварки было специально изучено в космосе и было подтверждено опытами.
6. За 10 минут космический корабль может сфотографировать до 1 млн кв. км земной поверхности, в то время как с самолета такую поверхность снимают за 4 года, а географам и геологам потребовалось бы для этого не менее 80 лет.
7. Давление в центре Земли в 3 миллиона раз выше, чем давление в земной атмосфере.
8. Если наполнить чайную ложку веществом, из которого состоят нейтронные звезды, то ее вес будет равняться примерно 110 миллионам тонн!
9. Около 27 тонн космической пыли падает на Землю каждый день. За год более 10 000 тонн пыли приземляется на Землю.
10. Площадь солнечной поверхности размером с почтовую марку светит с такой же энергией, как и 1 500 000 свечей.
На фасаде можно создать эффект старины здания, превратив его в архитектурный шедевр в стиле средневековья или в английский домик середины 19 века. Именно такой вид росписи особо популярен в настоящее время в Западной Европе. Окна, могут украсить эффектная имитация ставен или имитация лепных наличников , фактуры мрамора и.т.д.
Для такого вида работ, мастера применяют специальные акриловые краски(ДЛЯ ВНЕШНИХ ПОКРАСОЧНЫХ РАБОТ).Например «Тиккурила» прекрасно противостоит внешнему воздействию и обладают большими декоративными возможностями. Цветовая палитра фасадных материалов «Тиккурила» настолько разнообразна, что ими можно писать полноценные картины. Эти краски долговечны, не требуют ухода. астарожна трафег! читать дальше
Монументальные работы Джона Пью.
роспись высотных домов.
Жилые дома в Раменском.
Монументально-декоративная роспись стен ,разных стран.
Витя пошевелил веткой угли и ночь чуть-чуть потеряла в своей черной бархатистости, но тут же выиграла в тепле. В общем-то, ужин давно был приготовлен, съеден и уже пора было забираться в дом, спать. И не стоило будить засыпающий огонь. Но ему хотелось снова посмотреть на то, как яркие искорки огня смело взлетают в темные объятия, летят и… Гаснут. Гаснут, опадая на землю никому не видимым пеплом. читать дальшеОн усмехнулся. Да. Жизнь людей – она как эти искорки. Ярко вспыхиваем, смело горим, мним себя центром мира, самостоятельной частью вселенной. Тщимся доказать себе и другим, что мы способны менять все вокруг и способны управлять всем. И даже встреча на Патриарших не во многих способна пробудить сомнения в собственном всесилии. Потому что оторвались мы уже давно от костра и забыли, что были лишь его частью. Что оторвало? Гордыня? Неведение? Все это вместе? Не суть было важно. Было ли это правильно, вот что сейчас занимало его мысли. Не отрываясь от костра, не устремляясь в этот полет ложного всесилия и всезнания, как далеко ушло бы человечество… Был бы прогресс? Или он сам и его составные в виде машин, компьютеров были лишь яркими игрушками, иллюзорной частью нашего мира. Впрочем… Виктор нахмурился и отложил костровую палку в сторону. Что есть прогресс? Нужен ли компьютер с безлимитным интернетом Тамаре, что приходила к нему вчера со флюсом. Он потратил на нее половину светового дня, но сумел достучаться до ее духа и запустить в ее теле очистительные процессы. Хирург-стоматолог взрезал бы флюс менее чем за час. Что лучше? Тамара сказала, что лучше первый вариант. Да и где сейчас она найдет хирурга-стоматолога. И принял бы хирург ее скромную плату, оценил бы? Хотя, сейчас, в этих условиях – оценил бы. Виктор усмехнулся и посмотрел на нижнюю ветку его дерева-дома, к которой он привязал подаренный Тамарой мешок с сушенным яблоками и грушами – то, из чего он будет варить компоты зимой. Искорка, улетевшая от костра, сможет ли она зародить новый костер. Ушедший несколько лет назад из города, Виктор не чувствовал, что он улетел от своего костра. Наоборот, с каждым днем все сильнее он укреплялся в мысли, что именно сейчас он и вернулся к огню, который его породил. Медленно, но легко, он встал и полез в дом. Пора было спать, завтра ему предстояло заняться охотой, потому что зима была уже скоро, и пора было задуматься о провианте. Осень. С каждым днем становилось холоднее, и каждая ночь все яснее намекала о приближающихся морозах. Он поежился, после чего усилием воли запустил расщепление части жиров. Нужна была энергия, которая согреет его ночью. Мог ли он так пару лет назад, до того, как стал слушать лес и сумел услышать в его шелесте себя? Нет, конечно. Он улыбнулся и прикрыл глаза, формируя сон, который хотел посмотреть сегодня. Поколебавшись, он выбрал нужный образ. Сегодня он увидит свой «Лансер». Серебристый, стремительный. За который он так и не сумел выплатить кредит. Кризис…
это смерть славянской мечты. дурака на печи смерть. пора встать и идти. в лес. в горы. диваны и тапки. пиво по пятницам. портвейн по субботам. все кончится однажды...
бывший соратник пытается мелко мстить за удачную попытку избавиться отнего. я вывернулся от взаимодействия, ставшего навязчивым, и остаюсь благодарным за все то, что мне было дадено. жаль, что вьюноша не понимает сути произошедших перемен, глубины своего выбора.. объяснять же что-либо я не намерен, ибо лом. что ж поделаешь)))
вошел в ритм активной социальной жизни. намечается сейшн. помикшерим с чуваком. а там, глядишь, и на запад двину) каким боком карта ляжет, поглядим. мадам СП придется переставлять систему. наверно во вторник... как оно еще бут, хз...
Трэш. Камрадам с тонкой душевной организацией не читать. читать дальше
Тёплое августовское солнце незаметно скрылось за макушками высоких елей, лишь далёкие, заросшие борщевиком поля справа от леса ещё какое-то время освещались его слабыми вечерними лучами. Наконец, стало темнеть. Где-то вдали тревожно завыла сова. В открытую дверь террасы с противным жужжанием влетел первый комар, но тотчас повернул обратно, видимо, не в силах преодолеть липкую тяжесть густого табачного дыма, белым неподвижным облаком нависшего в помещении. Впрочем, если б здесь оказался человек некурящий, с отменным обонянием – вероятно, и он мигом покинул бы это окутанное плотным вонючим туманом место, различив там и терпкий запах свежего перегара, и разноцветный алкогольный букет, выветривающийся из множества открытых банок и бутылок, и адскую вонь переполненной пепельницы, а также отчётливо улавливаемый во всём этом многообразии запахов, стойкий аромат недавно скуренного каннабиса. А может, и не сбежал бы – если б успел разглядеть сквозь дым те количества неизрасходованных алкогольно-шишечных запасов, расставленных и разбросанных везде и всюду: на покрытом табачным пеплом длинном деревянном столе, на полу, в полиэтиленовых пакетах… Но этого стороннего наблюдателя здесь не было, да и нахуй он был не нужен двум молодым пацанам, проводящим выходные в этой далёкой глухомани, со счастливыми улыбками на раскрасневшихся лицах о чём-то увлечённо спорящих.
Наконец, солнце окончательно уползло за горизонт, и маленькая подмосковная деревенька, с трёх сторон окружённая многокилометровым лесным массивом, погрузилась во тьму.
Тем временем, жаркий спор, начало и нить которого были уже давно и благополучно потеряны, логично вернулся к предложению присугубить чего-нибудь.
- Ну чё – по пипетосу?
- Только ж что курили! А вааще, давай! Сегодня ж пятница – можно и нахуячиться, гы!
Роман – молодой худощавый скинхед в красной футболке с надписью «Нет негров – нет расизма», с довольной улыбкой бережно развернул небольшой кулёк фольги, затем, вооружившись зубочисткой, стал ковыряться в отверстии стеклянной пипетки. Его друг и единомышленник Саня автоматом наполнил рюмки охлаждённой водкой и мутным взглядом оглядел стол.
- Блиаааа, а запивки-то больше нет…
- Закуси помидорами – вон их скока!
- Да ну, нах! – неожиданно в глазах Сани зажглись хитрые огоньки, - О, вспомнил!
Подойдя к холодильнику, щёлкнув кнопку находящегося рядом чайника, Саня вытащил из морозильного отсека свежий молодой мухомор.
- Ты охуел?! – Роман даже выронил извлечённую из старой зажигалки пружину. Та покатилась вдоль стола, но, врезавшись в банку «Туборг», застыла на месте.
- Не сцы! Щас всё грамотно сделаю!
Вернувшись к столу, Саня взял кухонный нож, положил гриб на разделочную доску и аккуратно срезал верхнюю часть красной с белыми пупырышками шляпки. Затем, выкинув оставшуюся часть гриба в распахнутую дверь террасы, принялся мелко шинковать срезанный кусочек. Вскипевший чайник щёлкнул как раз в тот момент, когда Саня рассыпАл полученную «вермишель» в два больших фарфоровых стакана. Наполнив их до краёв кипятком, прикрыв сверху тарелками, молодой человек довольно заулыбался:
- Хуле завис? Давай курнём, пока «чай» заваривается, а потом водки ёбнем. Ок?!
- Ну ты жжошь!...
* * *
Густое белое облако неожиданно приобрело очертания, словно и не облако это было, а приклеившийся к потолку огромный прозрачный воздушный шар, непонятно как появившийся в помещении. Сначала шар неподвижно висел над распахнутой входной дверью, но через какое-то время стал медленно и бесшумно расширяться в стороны и к полу, словно кто-то невидимый пытался его надуть до максимального размера. Ещё через мгновение внутри белой дымки появились, сначала совсем маленькие и тусклые, но постепенно разгорающиеся, разноцветные огоньки, хаотично мерцая и перемещаясь. Когда же на недавно покрашенном деревянном потолке ярким пламенем вспыхнули непонятные письмена, а шар расширился фактически до размеров террасы, произошло страшное: огромная поверхность шара покрылась трещинами и через секунду раздался оглушительный хлопок. Взрывной волной парней швырнуло к стене, на мгновение ослепив яркой вспышкой. Освобождённое густое облако начало медленно рассеиваться и расползаться, огоньки погасли, письмена на потолке исчезли, и вскоре перед взорами удивлённых происходящим вокруг товарищей из-за дымки возник высокий бородатый старец в белом хитоне, с посохом в одной руке и китайским фонарём в другой. Суровый взгляд, немалый рост и неплохая физическая форма мощного старикана произвели на друзей должное впечатление.
- Ты кто??? – Классический вопрос был задан полностью ахуевшими друзьями одновременно.
- Чо, бля??? – Второй классический вопрос был также задан в один голос.
- Я – Гиппократ!!! – повторил незваный старик, - Мне все приносят клятву! В особенности те, кто меня видит. Врачи во всём мире и без этого присягают мне. Клянитесь и вы, о несчастные! Я сам, лично, предстал пред вашими очами!
При этом он начал грозно потрясать увесистым сучковатым посохом.
Выпавшие в жесточайший ахуй Саня с Романом переглянулись с открытыми ртами.
- Нихуяссе… - наконец-то смог вымолвить Рома, - Ты прикинь – сидят люди, отдыхают, курят, пьют… а тут является какой-то мудак и приказывает клясться ему хуй знает в чём!… Это просто пиздец!...
С этими словами он схватил одну из пустых бутылок и точным уверенным движением пизданул по голове незваного врачевателя, не без труда дотянувшись до его лысины.
* * *
- … И вааще, Сань, тебе не кажется, что этот чёрт – типичный пидар? – Роман нервно прохаживался вокруг поверженного Гиппократа.
- С чего ты взял?
- Ну, приглядись, как он одет: обмотан в какую-то хуйню на голое тело – разве в таком виде нормальный человек придёт в гости среди ночи к культурным людям, да ещё с такими предъявами?! Самый настоящий пидрила, причём довольно опасный! – молодой человек с тревогой покосился на бицепсы валяющегося у двери незваного гостя.
- И как ты предлагаешь с ним поступить?
- Как поступить?! – удивился Роман, - А что должен делать в подобных ситуациях любой нормальный мужик?
- Сокращать количество гомосеков любыми подручными средствами! – обрадовался Саня.
- А какие подручные средства мы имеем?
Саня задумчиво уставился в угол помещения, и вдруг в его глазах вновь зажглись озорные огоньки, а черты лица приобрели зловещий оттенок: среди разбросанных инструментов он заметил неиспользованный флакон строительной пены.
- Он умрёт в страшных муках! Тащи верёвки – свяжем пидара!
- Музыку погромче включи!
- Нахуя?
- Вдруг он щас орать начнёт, а в лесу грибники…
- Какие нахуй грибники?! Ночь на дворе!
- Кто знает этих грибников – они же все ёбнутые на голову!
- Пожалуй, ты прав…
Под задорный хит Алёны Апиной друзья кое-как связали непрошеного гостя в позе «зю», заголив его мусулистые ягодицы, покрытые густыми седыми волосами. Саня взял баллон со строительной пеной «Макрофлекс», укомплектованный специальной длинной пластиковой трубкой, и ввёл её на всю длину в очко эскулапа, при этом Гиппократ как-то довольно хрюкнул в беспамятстве. Убедившись, что трубка вошла в анус на максимально возможную глубину, парень аккуратно надавил на пластмассовый курок, выпуская пену…
* * *
Резкий порыв ветра распахнул дверь террасы, пропуская в помещение тусклый свет Луны, бледно-жёлтый диск которой зловеще нависал над чёрными макушками высоких елей. Слабый луч упал на что-то белое и бесформенное у входа, на которое, прищурившись, с удивлением пялились проснувшиеся от скрипа дверных петель друзья. Подняв тяжёлые головы с поверхности стола, парни непонимающе заморгали, протирая глаза.
- Чё это за хуйня на полу?
- Свет включи!
В надутом и треснувшем в области жёпы теле товарищи не сразу признали таджикского гасторбайтера Рустама. Огромный пенообразный белый шар, разорвавший изнутри задницу нелегального иммигранта на две полужопные половинки и вылезший наружу, огромная лужа крови на полу, переломанные ногти рук (таджик, видимо, пытался уползти), пропитанные кровью белые шорты и футболка – вся эта картина заставила парней тотчас протрезветь. Рустам ещё дышал и тихонько хрипел, изо рта на густую щетину капала, пузырясь, бурая кровь, однако при включённом свете, при виде ужасающих рваных ран, несовместимых с жизнью, было ясно, что не позже рассвета несчастный предстанет перед Аллахом.
- Ой блиа-а-а… - только и смог произнести Роман, болезненно морщась.
Саня инстинктивно наполнил рюмки водкой.
- Чокаться не будем…
Наконец, Рустам сделал судорожный хриплый вдох и затих.
Друзья выпили ещё по одной.
- И чё теперь со всей этой хуйнёй делать?
- Давай ещё водки ёбнем, покурим децл, и в лес отнесём. Лопаты есть?...
* * *
В мертвенно-жёлтом свете Луны мелко дрожали берёзовые и ореховые листья, подмигивая серебристыми изнанками; величественными силуэтами чернели высокие ели, где-то в дали, у болота квакали лягушки; между бело-чёрными стволами и поверх мелкого кустарника медленно и неторопливо расползался туман. Но в этом слабом холодном свечении можно было почувствовать, и даже услышать какое-то едва ощутимое движение: сначала совершенно незаметное, но постепенно разрастающееся и ускоряющееся. Однако разглядеть что-либо пока не представлялось возможным. Через какое-то время глаза стали постепенно привыкать к лесной темноте, и вот уже волокущие увесистый мешок друзья могли, пока ещё недостаточно отчётливо, но уже угадать еле заметные мерцающие силуэты, то неожиданно появляющиеся, то так же внезапно исчезающие в негустом тумане, за деревьями и кустарником. Загадочные невидимые обитатели ночного леса пока не проявляли фактически никакой активности, но только пока!
…Внезапно совсем рядом от тропинки зашелестела листва кустарника – но на этот раз не от ветра. Тотчас что-то молниеносно пронеслось до ближних к парням деревьев. Дальний кустарник трясся так, словно через него пробивалось нечто тяжёлое и крупное. Вот, за высокой сосной неожиданно мелькнула тень, слева затрещали ветки, справа, со стороны болота, что-то зачавкало по влажному торфянику, несколько раз что-то промелькнуло над самой головой.
- Что за хуйня? – покрепче сжав в руках совкокую лопату, тихо произнёс Саня.
Неожиданно, прямо под ногами появилось маленькое - не выше метра, волосатое существо со свиным пятачком вместо носа, огромными серыми глазами, двумя направленными вниз длинными острыми клыками и объёмистым пивным брюхом.
- Ой, бля! – одновременно шарахнулись назад пацаны.
- Ой, бля! – испуганно проверещало существо и с громким хлопком ушло в землю.
- Ты это видел или я ёбнулся мозгом? – Роман был не на шутку напуган.
- Смотри!!!
Внезапно в нескольких метрах впереди появилась дряхлая лохматая старуха. Выглядела она не столько страшно, сколько странно: не смотря на ощутимую ночную прохладу на ней не было никакой одежды; в руках она держала расчёску и расчёсывала свои седые грязно-белые волосы. Со стороны болота вновь послышалось чавканье.
- Не замёрзли, молодцы красные? – вполне дружелюбно поинтересовалась голая бабка. Коли холодно вам – давайте согрею. А коли жарко – меня согрейте!
- Ты охуела, старая?! – снова почти хором воскликнули испуганные парни, - Ты откуда здесь взялась-то?!
- Какая же я старая?! – возмутилась бабка, - вона – у меня всё в лучшем виде! – и она начала демонстративно ощупывать разные части своего тощего морщинистого тела.
Неожиданно Роман громко закричал и, бросив лопату с мешком на землю, со всех ног бросился бежать в сторону дома. И в этот миг словно приклеившемуся к земле от сковавшего всё тело страха Сане вдруг всё стало ясно и понятно. Вспомнились и не раз слышанные в детстве бабушкины истории, и рассказы местных стариков, которых когда-то здесь было немало. Их предупреждения о том, как опасно находиться в лесу в полнолуние, да ещё в этой его болотистой части. И перед глазами вновь появились забытые с детства картины, которые воспроизводил Сашкин мозг, слушая тёмными вечерами рассказы про коварных любвеобильных русалок, расчёсывающих волосы вблизи глубоких омутов, про холодных навок и страшных водяных, про хромых анчуток и болотников, бродящих по топям в облике монахов. И от этих вновь обретённых знаний молодому человеку стало немного спокойней. Взяв поудобнее лопату, он медленно двинулся к старой русалке.
- Вообще-то меня девушка дома ждёт, - соврал Саня
- Я так поняла, ебли не будет… - сделала вывод бабка, внимательно наблюдая за приближающимся человеком с лопатой, - А коли девушка есть - хуле тогда в такое время дома не сидится?! – и, встав на четвереньки, быстро убежала в сторону болота.
Тем временем движение вокруг всё усиливалось. И хотя полночь была уже далеко позади, лесная нежить никуда уходить не собиралась – мало того, она становилась всё многочисленней и подвижней, едва лишь обнаружила на своей территории непрошенных гостей. Вот, с угрожающим шипением змеёй обвила ближнюю сосну клыкастая рохля. Рядом, за трухлявым пнём притаилась рыжая кикимора. Чуть дальше, за пнём, внимательно наблюдая за человеком, переминался с ноги на ногу, похожий на старичка-карлика баечник. В воздухе над головой стремительно пронёсся здоровенный мытник. А где-то за лесом, со стороны деревни отчётливо был слышен безумный крик сбежавшего Романа:
- Аааа! Упыри!!! Пошли нахуй!!!
Тихо выругавшись, Саня выволок тяжёлую ношу на маленькую освещённую тусклым лунным светом поляну, воткнул садовый инвентарь в землю и нервно закурил. Нечисть хоть и проявляла некую активность, но нападать вроде не собиралась, пока лишь присматриваясь к ночному гостю. Однако, расслабляться было никак нельзя, и Саня стал судорожно вспоминать бабкин заговор на нечистую силу:
- Встану, не помолясь, выйду не благословясь, из избы не дверьми, из двора не воротами – мышьей норой, собачьей тропой, не на утренней заре, не по вечерней росе, куда ноги ведут, где мозги не ебут. Выйду на широкое поле, поднимусь на высокую гору… Блять, а дальше-то и не помню...
…Внезапно мешок зашевелился и внутри него что-то зарычало.
- Хуяссе! – дёрнулся от неожиданности Саня, инстинктивно делая несколько шагов назад. Через мгновение ткань мешка лопнула и из образовавшейся дырки показалась когтистая волосатая лапа мёртвого нелегального иммигранта, а рычание сменилось проклятиями в адрес в конец охуевшего над всем происходящим вокруг Александра. Грозный голос с сильным таджикским акцентом грозно пообещал из рвущегося мешка:
- Не захотель мине клясцца – типер тибе пиздец!
И в этот момент из-за кустов выскочили несколько ведьмаков и, стали медленно подбираться к молодому человеку, намереваясь взять его в кольцо. Саня еле успел выдернуть из земли лопату и хорошенько размахнуться. Тонкая острая сталь полукруглого наконечника легко рассекла горло ближнего ведьмака словно оно было из масла. Отлетевшая голова с мокрым шлепком ударившись о влажную землю, покатилась по траве, в то время как Саня, резко отпрыгнув в сторону, увернувшись от летящего в него кулака сбоку, мощным ударом снёс пол черепа второму нападавшему. Обратным ударом деревянного черенка проткнул живот третьему, после чего, быстро оглянувшись по сторонам, оценил обстановку. Остальные ведьмаки, разглядывая своих поверженных собратьев, пока не спешили нападать.
Тем временем освободившийся таджикский гасторбайтер Рустам, вновь принявший облик почтенного старца, отклячив порванную жопу назад, грозно заорал на весь лес:
- Клянись мне, несчастный – и умрёшь быстро и без мучений!
- Сначала очко зашей, пидар! – И с этой секунды на парня снизошло спокойствие: он без колебаний рубил всё что движется, метр за метром прокладывая путь к дому. Где-то совсем рядом сзади продолжал угрожать свирепый Гиппократ, расчленённая нежить, кусками разлетаясь от мощных ударов в разные стороны, окрасила всё вокруг в чёрно-красные тона. Давно уже наступил рассвет, но многочисленные представители нечистой силы и не думали прятаться от появляющихся первых солнечных лучей. Обезумевший молодой человек, шаг за шагом продолжал отвоёвывать территорию; до родной деревни оставалась сотня метров… Пятьдесят метров… Тридцать… Наконец под подошвами ботинок захрустела дорожная щебёнка, запахло навозом – и нечисть отстала: наверно и у неё имелся какой-то инстинкт самосохранения.
* * *
- Ты куда съебался?! – обессиленный Саня ввалился в распахнутую дверь, тотчас закрыв её на задвижку.
Роман сидел за столом, уткнувшись лбом в тарелку с закуской, не подавая признаков жизни. Судя по валяющимся на полу осколкам разбитой посуды и по беспорядку в помещении было видно, что здесь произошла небольшая схватка. Однако, силы, судя по всему, были неравны…
Рядом с недопитой бутылкой водки лежал «заряженный» пипетос. Вдохнув полные лёгкие зелья, Саня задержал дыхание, щупая пульс своего друга. Пульс не прощупывался, хотя Рома и издавал какие-то непонятные еле слышные звуки, похожие на храп. «Превращается!» - заключил Саня, с шумом выдохнув белое облако дыма. Затем молча наполнил до краёв стакан водкой, залпом выпил, запил холодным «чаем» и полез на чердак. Через несколько минут он спустился оттуда, держа в одной руке охотничье ружьё, а в другой – полностью укомплектованный патронтаж.
Вернувшись к столу, Саня вновь наполнил до краёв стакан, выпил, после чего не спеша, словно обдумывая что-то важное, зарядил ружьё. Направив оружие Роману в висок, тихо произнёс:
- Ты не станешь таким как они, друг!
И нажал на курок…
* * *
Пенсионерка Клавдия Ильинична, выйдя из уличного туалета, поправила колготки и направилась к сараю за тяпкой: сегодняшнее утро она хотела начать с пропалывания моркови. Её муж, ветеран войны и труда, Фёдор Кузьмич, незаметно похмелившись стаканом домашнего креплёного вина, уселся на деревянной лавке и принялся точить косу. Похожий на выстрел громкий хлопок, раздавшийся в доме соседа, заставил стариков поморщиться – начавшиеся выходные не предвещали им ничего хорошего: проклятые молодые алкаши, приехавшие из столицы отдохнуть на свежем воздухе, вновь шумели всю прошедшую ночь, так и не дав возможности как следует выспаться.
Однако, занятые делом пенсионеры не могли увидеть, как у шумных соседей в доме распахнулось окно и оттуда показался молодой человек с ружьём.
Раздался ещё один хлопок – гораздо громче предыдущего, и Фёдор Кузьмич с ужасом увидел, как у его супруги лопнула голова, а дверь сарая мгновенно окрасилась в тёмно-красное. Последнее, что успел сделать старик перед тем как упасть в обморок – нащупать в кармане подаренный внучкой мобильник и набрать номер…
* * *
- Блять, они повсюду! – Саня вновь зарядил ружьё и подбежал к следующему окну, выбирая очередную цель. С наступлением утра ведьмаки заметно оробели, стали пассивнее и неповоротливее, предпочитая прятаться за домами и прочими постройками, а не соваться под пули. Вот уже почти час, как Саня успешно держал круговую оборону, не подпуская нежить ни на шаг ближе. Время от времени он подбегал к сумкам со спиртным, хватал бутылку и пил прямо из горла, без запивки. И постоянно курил сигареты, втыкая в них гашиш – последняя пипетка только что лопнула.
Вдруг на просёлочной дороге, начинающейся далеко за лесом, появилось несколько бело-синих легковых автомобилей с мигалками. Остановившись на безопасном расстоянии, из них стали высыпаться ведьмаки в милицейских формах. А в высоком оборотне-офицере с матюгальником в руке Саня к своему ужасу узнал поменявшего тело Гиппократа.
- Клянись мне, дурень – пока ещё не стало поздно!
- А осиновый кол в жопу не хочешь?!
Патроны заканчивались, а предводитель ведьмаков был ещё жив, и это беспокоило смертельно уставшего молодого человека всё сильнее. «Нужно попасть в голову освящённой пулей» - неожиданно пронеслось в голове. Побрызгав водкой на оставшиеся патроны, на всякий случай перекрестив их, Саня снова зарядил ружьё.
- Дом окружён! Быстрее клянись и выходи с поднятыми рука…, - меткий выстрел в лоб заставил, наконец, старого хитрого врачевателя замолчать навсегда.
Из тотчас начавшихся воплей Саня убедился ещё раз, что Гиппократа больше нет, и тотчас почувствовал такое облегчение, как будто огромный булыжник свалился с плеч. Главный враг, наконец, был повержен! И он, Саня, так и не поклялся ему ни в чём! Руки самопроизвольно разжались, отпуская оружие, а тело вдруг наполнилось беспредельной усталостью, даже не осталось сил поднести ко рту наполовину пустую водочную бутылку.
- Я убил его? – слабеющим голосом на всякий случай поинтересовался Саня у подкрадывающихся к нему со всех сторон ведьмакам в милицейской форме с автоматами, - ему пиздец?
- Пиздец. И тебе тоже! – ответили совсем рядом.
- А вот и хуй вам всем в жопы – уроды! – улыбнулся Саня и, собрав остатки сил, снова зарядил ружьё, прижал его дулом к подбородку, снял правый ботинок, приблизил большой палец ноги к курку. И в тот момент, когда к его лицу со всех сторон стали тянуться цепкие когтистые лапы, свет для него померк навсегда…
Охотник, путешественник, ган-фрик. Вы всегда знаете, куда лучше всего поехать в это время года. Для вас очень важен корпоративный дух — вы даже в турпоездки предпочитаете отправляться с товарищами. Дома у вас висит фотография, на которой вы обнимаетесь с губернатором Калифорнии (Земля).
Ваш темный близнец — Вещь. Вы настолько же таинственны и необычны, как и удивительная бегающая рука из "Семейки Аддамс". Несмотря на абсолютную загадочность, магическим образом вы вызываете у людей умных и чувствующих необъяснимую симпатию. Никаких советов, кроме как не забывать стричь ногти мы тут дать не можем.
Физически ясна мысль о неактуальности "искусства". Гнилой зуб следует вырвать. Стоматология как фашизм. Фашизм как стиль. В искусстве больше нет стиля. Тупые дети читают журнал Cool Girl. Банкиры смотрят порно. Шахтёры онанируют дрелью. Но все они предпочтительней ублюдков, имеющих отношение к искусству.читать дальше Мало ли кто какой фигнёй занимается. Меня тоже прежде не тошнило в мерзость раскрытых книг. И я обучалась манёврам творчества, рассчитывая поиметь власть. (Лучше с детства копить ножи, пистолеты и деньги. Лучше обучаться Войне.) Удовольствие от процесса, желание самовыражения, приятие невостребованности, незомбированность аудитории - все эти атрибуты так называемого "настоящего художника" всегда были мне чужды. Меня интересовал результат, эффективность воздействия. Но... если бомба не взорвалась, то кому это нужно? Я без сожаления дистанцируюсь от освоенной области.
Другие же ведут себя странно. Литература - бестолковый атрибут праздной бабьей жизни, дурная привычка болезненных интеллектуалов. Текст сейчас нисколько не тоталитарен (о чём мечтал попсово-постмодернистский Сорокин). Литература не действенна и не трагична. Диктатура осуществляется более хитрыми методами, более брутальными, и более здоровыми персонажами. (Меняю гениальность на нейтронную бомбу.) Зато сам Сорокин, без сожаления отказавшийся от роли "анти-литератора", прельстясь солидным положением в литературном сообществе (ролью "классика") теперь преуспевающий новый русский писатель, выпускающий собрания сочинений, и читающий лекции в немецких университетах. Что, впрочем, не осуждается мной как "измена идеалам", и будь это производным более глобальной ментальности, даже получило бы моё одобрение. Под более глобальной ментальностью я подразумеваю такое мировоззрение, которое лишено всяческих людских градаций и условностей (типа "хорошо", "плохо"). И используя их лишь в провокационных (и любых других) целях против общества, имеет достаточный иммунитет в виде собственного глобального эгоизма и 100 % индивидуальной (не спровоцированной социумом) системой взглядов, иммунитет, не позволяющий никогда этим градациям и условностям сбивать самого себя с толку.
Жертвы требуют искусства. Отсчёт утопленников - дело рук патологоанатомов. Почему мы должны дискутировать о чьих-то творческих кризисах? Заберите своих мертвецов! Люди искусства сами создали ту ситуацию, при которой их произведения выполняют лишь декоративно-развлекательную функцию. (С топором, ножом или пистолетом, кстати, подобных функциональных трансформаций не может произойти никогда. Они надёжней.) Искусство полностью коммерциализировано. Не в том смысле, что продажно. (Блядство – тоже искусство!) А в том смысле, что являет собой банальный продукт рынка Системы, и позволяет Системе оценивать себя, т.е. управлять собой.
Бунт в искусстве всегда поверхностен. Бунт как стиль, а не как сущность. Творческие люди, в сущности, всегда предпочитали борьбе с Властью дистанцированность от неё. В этом очевидна ущербная склонность к подчинению, не в силах признать которую, художники и писателешки усиленно создают иллюзию собственной невовлеченности в работу системы, иллюзию своей отдельности, отчуждённости, претендуя на роль Мерсо, Постороннего. Но им не удается нас обмануть. Разница очевидна. Мерсо совершает Поступок - убивает араба. Ни один художник не убил ни одного "араба". Мерсо убивает его случайно из-за солнца. Художник не убивает сознательно, из-за трусости и вялости души. Он словно не замечает, что наступила Весна. Выглянуло солнце. Солнце. Самое время убивать "арабов". (И всех остальных.) (Пусть всегда будет солнце.) Сублимируя свой "бунт" в специально отведённых вагончиках Системы, "радикальные" художники кокетливо и не опасно, слегка нарушают законы и моральные нормы. Радикальные Акции - апофеоз невозможности совершить настоящий поступок. Их предсказуемый характер и направленность, набор надоевших авторов и нехитрых ритуалов, узкое поле деятельности вполне очевидно очерчивают те границы "воли", "смелости" и "радикализма", дальше которых современное искусство пойти уже не в силах. Навязчивое ощущение границ вообще свойственно современному искусству. Пределы, в которых оно осуществляется, предполагают изначальную немасштабность, карликовость задач. Известные границы, одинаковые способы трактовки, обязательная цензура. В каком-то смысле, выложенное на площади слово "хуй" подвергнуто авторами большей цензуре, чем стихи в Букваре для первоклассников. Когда ты можешь публично убить члена правительства (а лучше президента, если постараться), но внутренне цензурируя свои жесты, в результате всего лишь выкладываешь какое-то несчастное матерное (ну и что?) слово, ты расписываешься в собственной несостоятельности относительно своих радикальных концепций. Концептуализм - вообще омерзительный комплекс всевозможных оправданий. Его трусливый душок столь очевиден, направленность его мотиваций столь банальна и человечна, что невозможно предположить, будто авторы его не отдают себе отчёт в вопиющей некачественности, не конкретности, не самодостаточности своих произведений.
Интересно, что стыд за собственную ничтожность, который у нормального человека имеет своим следствием либо преодоление её, либо желание скрыться, у художника не порождает ни того, ни другого. Художник, напротив, демонстрирует себя в работах, где ничтожность, с одной стороны взята за основу (т.к. других основ нет), а с другой стороны свойство это немыслимо вуалируется, посредством изощреннейших пояснений и интерпретаций. Твари искусства, так много трепящиеся о самовыражении, не способны на эксгибиционистский жест-признание, на самоопределение-саморазоблачение. И эти люди смеют называть себя экстремистами и радикалами? Они позволяют себе утверждать, что оказывают влияние на общественное мнение и политику? Они общественно незначимы и социально безопасны, как старушки и кухарки. Искусство бесполезно, потому что безвредно. Художники, эти внебрачные дети Олега Попова и старухи Шапокляк, эти маленькие насекомые нашего большого звериного царства, эти микробы политики и пупсики идеологии, эти дискредитаторы экстремизма, они занимают места героев и просто функциональных людей в жилищах и СМИ, они заполняют наше пространство и мешают работать, они требуют привилегий и внимания. Они утомляют. Пора поставить их на место, к женщинам на кухню. Пусть они там рисуют и декларируют, пьют и ебутся, как это происходило раньше. Грязная кухня - пространство, соответствующее их масштабу.
Теперь нам не за что ценить даже лучших из них. Потому что сделавшись абсолютно безопасным и абсолютно бессмысленным, лишившись своей сакральной сущности, даже в самых качественных, в самых изощрённых своих проявлениях, искусство уже не может быть гениально. Оно может быть лишь хорошо сработано.
Отсутствие подлинных амбиций, воли к власти, лояльность к Системе - все эти обстоятельства усугубили жалкую, комичную роль художника. Выполняя функцию Клоуна (Кулик, Бренер), либо декоратора (Шилов, Глазунов), художник постепенно выпадает из всех общественных прослоек, не только элиты, но и интеллигенции. Рабочий, не говоря о коммерсанте, может взирать на него с пренебрежительной усмешкой превосходства. В будущем, видимо, сравняясь по роли в обществе с домашними животными, художники будут продаваться по ценам беспородных котят.
Собственно, рефлексировать по поводу искусства тоже становится дурным тоном. Всё более болезненным и маргинальным выглядит убогий бесконечный дискурс о нём, навязываемый различными столь же болезненными и маргинальными изданиями. Всё более неумным, неэстетичным, нездоровым выглядит круг создателей и потребителей этого интеллектуального дерьма. Лидеры этого учёного стада предпринимают отчаянные попытки улучшить ситуацию. Но, несмотря на все усилия, всё очевидней теряют как своё влияние, так и значимость всей своей сферы деятельности вообще. Карнавал уродов подходит к концу. Пьеро-“террорист” рисует свой последний доллар на Малевиче. Его квадрат нынче идеологически равен персидскому ковру на стене советских обывателей. И, собственно, выполняет ту же функцию, являясь знаком комфорта для "продвинутых". Ещё Пьеро неудачно ебет свою жену у памятника такому же ублюдку Пушкину. Но секс так же немоден, как и концептуальный жест. И так же безопасен, потому что, у тех, кто им занимается, мозги в презервативах.
Кулик-Собака опасен лишь до появления ветеринара. Этот бешенный пёс тоже станет домашним и вялым. Исчерпав фантазию, но не желая сдавать позиции, он всё же продолжает шевеления. Некая галерея пафосно и помпезно представляет его проект, невразумительный и вопиюще бескачественный. Выступая в роли куратора, Кулик представляет работы бестолковых подростков, бесстыдно и бездарно копирующих западные идеи 30-летней давности. Публика (богема) усиленно создаёт иллюзию актуальности происходящего.
Я не соблазнюсь даже ролью провокатора разрушителя. Да, ну! Это аморфное, неконкурентоспособное сообщество, эта, как говорит Сенди, "одна потная сиамская семья" не провоцирует ни на диалог, ни на отрицание. И чувство брезгливости не позволяет приблизиться. Раньше их можно было обсуждать. Теперь же хочется обойти, как бомжей и прокажённых. Или изолировать в Концлагеря концгалерей Современного искусства, в Освенцим имени Марата Гельмана. И там дать им полную свободу рабства, электрические унитазы и стулья для инсталляций и казней, газовые печи и тюремные робы для смерти и красоты. Из гуманизма, из эстетических соображений, из любви к искусству необходимо подарить им фашизм. Фашизм как стиль. Ведь в фашизме есть стиль. А в искусстве больше нет стиля. Так пусть будет. Может тогда акции их станут по-настоящему экстремальными и красивыми, как утренние расстрелы, а тексты станут чёткими и убийственно ясными, а главное - тоталитарно-неизбежными, как расстрельные списки.
Но если вы не очень любите искусство, можно и не утруждать себя строительством концентрационных лагерей. Когда-нибудь, уже скоро, они исчезнут естественным образом, вымрут как вид. И тогда на месте их захоронения мы выложим слово "хуй", таким образом, продолжив в веках их традицию, или, проявив тем самым почтение усопшим, или, наоборот, обозначив своё к ним отношение, определив так весь пройденный ими путь.
Впрочем, у нас не будет никаких концепций. Просто хуй.
Палыч - артист. Цирка. Канатоходец. Но теперь он на пенсии и любит рыбачить.
Пошел он, как-то, рыбачить к нашему забору. Там, если вдоль забора идти, есть одно место.Но в этот раз почему-то ничего не ловилось.
Утро. Туман. Не клюет. Пошел назад - в заборе дырка.
- Дай-ка я, - думает Палыч, - к военным пролезу, на пирсе половлю. Все равно они в таком тумане и утром в воскресенье ничего не увидят.Прошел и сел на пирсе. читать дальше А туман действительно хоть куда. Пирс на семь шагов вперед видно, а больше ничего.
И из тумана к нему канат тянется. Ясно, что там дальше корабль стоит, угадывается он, но сам корабль не видно.
- Вот если б с корабля половить? - подумал Палыч, взял свое ведро в одну руку, еще одно ведро - там на пирсе стояло - для противовеса в другую руку, встал на канат и пошел.
Скоро он уже сидел и тихонько удил.
А дежурный по кораблю вышел подышать. Туманище, ни черта... и тут он видит спину. С удочкой.
Дежурный подумал, что он спятил, или инопланетяне прилетели, время и пространство поменяли... Он подошел к Палычу и тихо, чтоб не спугнуть:
- Дед... ты чего...
- А чего?..
- Здесь-то чего?
- Ничего.
- Сидишь-то чего?
- Ужу!
- Так ведь нельзя же!
- Кто сказал?
- Я.
- Почему нельзя?
- Потому что военный корабль. Ты как сюда попал?
- По канату.
- Как по канату?
- Как обычно. Неужели не знаешь? Встал и пошел. Да вот!
С этими словами Палыч подхватил свои пожитки, встал на канат, и ушел по нему в туман, как растаял, раскинув для противовеса два ведра.
- Что это было? - долго думал потом дежурный, но сколько он не вглядывался в туман, так он в нем ничегошеньки и не разглядел.
Савва Матвеич
Савва Матвеич - командир БЧ-5 большого противолодочного корабля "Адмирал Петушков" - сошел на берег в субботу вечером и отсутствовал до понедельника.
А в воскресенье перешвартовали корабль к тому же пирсу, но с другой стороны, а трап с названием "Адмирал Петушков" остался лежать, потому что эту уродину двигать - здоровье терять.
И вот в понедельник на пирсе появился механик, совершенно пьяненький.
А народ уже стоит на подъеме флага и за пьяненьким механиком с удовольствием наблюдает, потому что Савва Матвеич до трапа, лежащего на пирсе, дошел, вступил на него с поднятой в приветствии рукой и пошел, совершенно не обращая своего механического внимания на то, что трап не стоит под градусом к планете, а лежит и корабля на том его конце, как не тужся, не наблюдается.
Савва Матвеич молча дошел до конца трапа, не обнаружил корабль и вынужден был вернуться к самому началу. Там он снова вступил на трап, и, подняв руку для отдания чести, торжественно двинулся вперед, тщательно выверяя каждый свой шаг.
В этот раз он двигался в два раза медленнее.
Он дошел до конца - корабль исчез.
Савва Матвеич стоял на трапе довольно долго, думал и не решался ступить на пирс. Наконец он решился. Ступил и отправился в начало трапа в третий раз.
- Что это он? - спрашивали в строю те, до кого все доходит позже.
- Корабль потерял, - отвечали им.
- А-а-а... - отвечали они, а механик отправился к этому времени в пятую попытку.
Потом он сел и заплакал.
- Ушли, - плакал он, - бросили.
- Матвеич! - услышал он голос с небес. - Ты чего там расселся?
- И-я-я? - мех в ужасе смотрел в море и в небо: ему казалось, что с ним разговаривают ангелы.
- Ну, ты, конечно! - голос был строг. - Чего ты там сидишь?
Звук шел не понятно откуда, и механик, отвечая, на всякий случай робко обращался к водной глади.
- Так ведь... корабля-то... нет.
- А где он?
- Ушел... кораблик...
- Совсем?
- Ну да... совсем...
- А куда он ушел?
Они разговаривали бы так еще очень долго, если б за спиной у Матвеича не раздался наконец дьявольский хохот.
Матвеич обернулся в ужасе, как если б ему предстояло узреть преисподнюю.
И, о, счастье! В ту же секунду он нашел свой корабль.
Сова и Баллон
Про Сову я вам сто раз рассказывал. Он у нас ракетчик. Командир БЧ-2. Ну и любит он всякие приключение, что совершенно нормально. Вот иду я утром на службу. Мороз. Холодно. Решил я пробежаться. Бегу - вижу Сова впереди шлепает. А сам Сова маленький и полненький. Я добегаю до него и говорю ему: "Бежим!" - и он, ни слова мне в ответ, побежал рядом.
А этим утром как раз планировалась внезапная тревога. Всех оповестили, и все ждали, но не дождались, так как тревогу не объявили.
Тревогу не объявили, но чувство тревоги у всех внутри осталось. Увидели некоторые по дороге, что два орла в шинелях бегут и сработало у них внутри затаенное чувство - следом за нами побежали, а за ними еще и еще, и вот уже, разгорячась, мимо нас проносятся в объятьях снежной пыли самые ретивые, и мы, имея их перед глазами, начинаем сомневаться мы ли все это с дуру затеяли, или тревогу нам, все-таки, объявили.
- Со!.. ва! - говорю я ему.
- Ну? - говорит он.
- Чего мы бежим?
- Так тревога же!
И тут я начинаю понимать, что Сова, когда я ему крикнул: "Бежим!" - на полном серьезе подумал, что вот оно началось.
- Да ты что, Сова?! - говорю я ему, продолжая бежать, - Это ж я просто так тебе сказал, чтоб согреться!
- Согрелся? - спрашивает Сова.
- Согрелся.
- А теперь посмотри сколько ты еще вокруг людей согрел.
И я посмотрел - ох, и много их было!
Жил Сова на корабле в пятом отсеке. Там отдельная каюта командира БЧ-2. Захожу я к нему, а он стоит на койке раком с голым задом в направлении двери.
- Ты кто? - говорит мне Сова, не поворачивая в мою сторону головы. Смотрит он перед собой.
Я себя называю.
- А где старпом?
- Какой старпом?
- Ну, наш старпом сюда сейчас должен был зайти.
- Это ты для старпома свою жопу приготовил?
- А для кого же? Он мне только что позвонил и сказал, что сейчас меня накажет. Я сказал: "Есть!" и теперь жду. Минут двадцать так стою.
Сове вечно спирт на регламент не выдавали. Зажимали, потому что на носу проверка штабом флота и на ракетный спирт командир давно лапу наложил. А у Совы на регламент должно пойти спирта вагон - фляги, канистры, ведра, баллоны.
На докладе Сова говорил, что к регламенту не готов, потому что спирта нет.
- Как это не готов?! - говорил командир и заставлял Сову рисовать схемы расходования спирта в подразделении.
А на этот спирт уже вся ракетная боевая часть бидон слюней напасла. Да и флагманские в стороне не стояли. Сова заложил командира по всем статьям, и ему с самого утра регламентных проверок ракетного оружия звонили все кому не лень: флагманские, начальник штаба, ракетная база.
Даже крановщик позвонил. Не знаю причем здесь крановщик, но он позвонил на борт, наткнулся на командира в центральном и спросил его не знает ли он выдали ли Сове спирт.
Командир после этого минут пять ревом ревел, потом вызвал Сову и сказал ему, что сейчас он ему спирт выдать не может, на что Сова спокойно заметил, что сейчас он займет ведро спирта у соседей, но вечером ему надо будет его отдать.
И вот картина: вся боевая часть два стоит на ракетной палубе у открытой крышки шахты, в середине стоит Сова, перед ним - ведро, в ведре - вода, куда Сова для запаха вылил бутылку венгерского вермута - за метр чувствуется.
Сова берет какую-то железку, бросает ее в ведро, полощет там, а потом достает.
Мимо по пирсу идет командир.
- Совенко! - кричит командир. - Что вы там делаете?
- Регламент, товарищ командир! - отважно кричит Сова, уверенный в том, что ни один командир, если он, конечно, не из ракетчиков, не знает что такое регламент.
- А почему сам?
- Не могу доверить спирт личному составу!
После этого командир говорит, чтоб он зашел к нему за спиртом, а Сова командиру группы, кивая на ведро: - Вылей, помои. Сейчас нам свеженького дадут.
Только один человек на корабле не любил Сову. Это был командир третьего дивизиона по кличке Баллон.
Почему такая кличка? Потому что конфигурацией туловища он походил на баллон говна, который состоял у него в заведовании.
Баллон никогда не мылся и от него исходил запах дохлятины.
- Чем от вас пахнет! - говорил Сова себе под нос, проходя мимо; а в хорошем расположении духа, в море, при смене Баллона с вахты в центральном, Сова мог внезапно его обнять с криком: "Ой, какой, миленький!".
На что Баллон в ужасе начинал освобождаться от совиных объятий, причитая: "Прекратите! Прекратите!"
А после смены с вахты Сова отправлялся в душ, и это при повсеместной экономии пресной воды, при борьбе за эту экономию и развернутом за эту борьбу соцсоревновании.
Сова в трусах и шлепанцах с полотенцем на шее спускался по трапу и, подходя к душевой, вызывал по каштану центральный, и когда в него Баллон отвечал: "Есть!" - говорил с потягушенькой: "Бал-лон-чик!!!" - "Что?! Кто это? Кто у каштана?!" - "Это - я" - "Кто? Кто я?" - "Смерть твоя!" - шептал в каштан Сова и счастливый отправлялся в душ.